А. К. Рейцак
НЕКОТОРЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ НАД ЗАИМСТВОВАНИЯМИ ИЗ ГЕРМАНСКИХ ЯЗЫКОВ в РУССКОЙ ЛЕКСИКЕ XV—XVII ВВ.
Со времени появления труда Н. Смирнова «Западное влияние на русский язык в петровскую эпоху»1 и выхода в свет диссертации В. Христиани «О проникновении иноязычных слов в русский литературный язык XVII и XVIII вв.» 2 в русской и советской, а также и западной лингвистической литературе постепенно укоренилось мнение о том, что западные заимствования были представлены в лексике допетровской эпохи лишь редкими примерами и что их массовое проникновение в русский язык началось в эпоху Петра. Правда, еще А. И. Соболевский 3 и И. Огиенко 4 в своих рецензиях на труд Н. Смирнова привели из ряда памятников неопровержимые свидетельства в пользу того, что, хотя известный круг заимствований был в русском языке употребителен уже в XVII в. или даже еще раньше, они Смирновым и Христиани необоснованно приписываются петровской эпохе. Но тем не менее это мнение, а также высказанная Н. Смирновым и В. Христиани мысль об исключительной роли польского языка как проводника западноевропейских терминов в русский язык повторяются настойчиво вот уже в течение полувека.
В ряде работ5, вышедших в последние годы, на конкретных примерах создания истории русской лексики, которая во всех отношениях соответствовала бы действительности, а также интересы истинного научного освещения проблем, связанных с формированием русского национального языка, обусловливают необходимость тщательной ревизии этого устоявшегося мнения.
Поэтому представляется, что обращение к заимствованиям, проникшим в XV—XVII вв. в русскую лексику из германских языков, отвечает назревшим задачам отечественного языкознания.
Вторым моментом, побуждающим к выбору такой те мы исследования, служит тот факт, что в течение последних трех-четырех десятилетий вопрос о германских заимствованиях в русской лексике изучался почти исключительно зарубежными авторами 6. Как правило, эти исследователи сосредотачивают основное внимание на фонетических критериях, позволяющих возвести то или иное русское слово к его германскому этимону. Правда, некоторые авторы, как например Тэрнквист 7 и Треббин 8, касаются мимоходом морфологического освоения заимствований, дают в весьма общих чертах их лексико-тематическую группировку, при некоторых словах даже указывают дату их первой фиксации, но все это не меняет общей направленности их исследований.
Эту направленность можно определить только как однобокий, половинчатый подход к заимствованиям с позиций языка-источника, ибо при таком подходе все изучение этих заимствований как бы останавливается на полпути, сводится лишь к констатации самого факта заимствования той или иной лексемы, при котором никоим образом не проявляется интереса к дальнейшей судьбе этой словарной единицы в системе заимствующего языка. Поэтому необходим более полный анализ заимствований с позиций заимствующего языка, что мы и попытаемся сделать на конкретном материале.
Нами был изучен ряд памятников деловой письменности — сборников документов, касающихся дипломатических и торговых сношений Московского государства с германскими странами в XV—XVII вв9. В результате сплошной расписки в этих памятниках на основании фонетических и акцентологических критериев, подчас подкрепленных историко-хронологическими соображениями, выявлено 465 германизмов. Свыше 300 из них, или приблизительно 70 процентов, имеют более раннюю датировку в памятниках, чем это указано в словаре Фасмера, следующего в основном за Смирновым и Христиани, и в «Кратком этимологическом словаре русского языка», а также в различных зарубежных исследованиях последних десятилетий10. Результаты изучения этих памятников ввиду ограниченности их круга следует расценивать как предварительные, в которые по мере привлечения для сопоставлений других памятников упомянутого периода будут внесены новые коррективы 11. Выявленные 465 германизмов по своей лексико-тематической принадлежности относятся к следующим сферам действительности:
I. Общественное и государственное устройство.
II. Военное и морское дело.
III. Производство, торговля и сухопутный транспорт.
IV. Природа.
V. Быт и здравоохранение.
VI. Проявления духовной жизни; отвлеченные понятия.
Поскольку небольшие размеры статьи не позволяют осветить связанные с проблемой заимствования вопросы применительно ко всем этим германизмам, то для дальнейшего анализа из их числа выделяется небольшой круг слов германского происхождения, принадлежащих к лексико-тематической группе «Торговля». Выбор пал на эту лексико-тематическую группу потому, что слова именно этого лексического круга имеют по сравнению с другими указанными выше лексико-тематическими группами наибольшие шансы на быстрое распространение по всей стране.
Лексико-тематическая группа «Торговля» охватывает
названия:
а) единиц измерения и счета;
б) торгово-финансовых учреждений и понятий расчета12;
в) средств сухопутного транспорта;
г) лиц, связанных с перевозкой и продажей товаров.
Во избежание повторений лексемы каждой из подгрупп здесь не перечисляются.
Поскольку лексика германских языков, как и любого другого языка, не была этимологически гомогенно13, то из германских языков в русскую лексику проникали слова не только чисто германского происхождения, но и слова, возводимые в конечном счете к романским или иным языкам. Поэтому представляется целесообразным разгруппировать их в этимологическом плане следующим образом.
Группа А — германизмы в широком смысле, которые разделяются на три подгруппы:
а) К подгруппе А-1 отнесены так называемые «чистые» германизмы — слова простые, а также производные и сложные, не содержащие в себе с точки зрения германских языков иноязычного словообразовательного материала. Из 39 лексем рассматриваемой лексико-тематической группы сюда входит 19 лексем, причем некоторые из них впоследствии получили фонетико-морфологическую форму, несущую на себе отпечаток польского посредства. К их числу относятся лексемы стюк> штука, рынк>рынок, шинк> шинок.
б) В подгруппу А-2 включены слова, которые являются морфологическими новообразованиями на германской почве, но содержат в себе словообразовательный материал негерманского происхождения.
Среди них видим лексему центнер, восходящую к н.в.нем. Zentner < ср.в.нем. zentenoere, которая представляет собой субстантивацию ср. лат. прилагательного centenarius со значением ‘весом. в 100 фунтов’; далее идут производное кучер, морфологическое новообразование с агентивным суф фиксом -er на базе н.в.нем. Kutsche < венг. kocsi и сложное слово ланкуча ( н.в.нем. Landkutsche.
в) Подгруппа А-3 охватывает германские слова, которые по своему словообразовательному материалу — негерманского происхождения. Однако то значение, с которым они проникли в русский язык, они развили в себе на германской почве, то есть — это семантические новообра зования.
В этой подгруппе прежде всего видим лексему ам, которая восходит к ср. в. нем. ame, ome ( > н.в.нем. Ohm) или ср. голл. ame ‘ам-мера объема’ < ср. лат. аmа ‘бочка, винная бочка’ <гр. αμη ‘ведро’14.
Далее следует лексема kanna, этимоном которой, вероятно, являются северогерманские лексемы — норв., шв., исл. каппа, но не исключен и нижненемецкий (голл., датск.) этимон kanne 15. Во всех этих германских языках относятся только четыре заимствования. Одним из них является лексема галлон, причисленная нами к подгруппе
С-1—германизмы-посредники16.
В приписке начала XVII в. к Торговой книге XVI— XVII вв.17 о торговле в Архангельске «встречается название меры объема жидкостей галлон, которое находим еще в Актах Холмогорской и Устюжской епархий 18, памятнике 1615 г. и затем в Архангельской корабельной росписи 1621 г.; с 1667 г. зафиксировано производное от этого названия галенок (ДАИ V 191). Лексема галлон проникла на Русь, вероятно, через Архангельский порт (на что указывает также И. С. Шмелева) при посредстве английских купцов. В английском gallon<cт. фр. galon. С предположением М. Фасмера о возможном прямом заимствовании из французского трудно согласиться ввиду того, ‘что Архангельский порт посещался в основном английскими купцами, а первые имеющиеся на эту лексему примеры относятся к северным областям.
Четвертая лексема группы С принадлежит к подгруппе С-2, включающей также заимствования из германских языков, которые восходят в конечном счете к исконно германскому материалу, но то значение, с которым они вошли в русский словарный состав, развили в каком-нибудь ином языке. Представителем этой подгруппы является лексема банк, которая, судя по первым имеющимся примерам, вошла в русский из шведского (<bank). Это исконно германское слово, попав со значением ‘стол менялы’ в итальянский, развило в себе значение ‘денежный институт’ и вернулось с ним в н.в.нем. и другие германские языки.
Приблизительно такое же соотношение германизмов разных категорий наблюдается также в других лексико-тематических группах.
С целью большей наглядности лексемы рассматриваемой лексико-тематической группы представлены в виде таблицы.
Лексемы | Группы германизмов | Время заимствования — по источникам | Наши показания | ||
а) Единицы измерения и счета | |||||
Ам | А-3 | — | 1620, РШЭО № 4 | 4 | |
Анкер | А-1 | РМ 1 | 1713—1719 | 1698, ПДС1Х 771 | 1 |
Бунт | А-1 | МФ 1705 | 1663, РШЭО № 162 | 6 | |
Галлон, галенок | С-1 | МФ — | 1615, А XVI 31 | 11 | |
Канна | А-3 | — | 1663, РШЭО № 164 | 8 | |
Кербь | А-1 | МФ 1631 | 1558, Кн. расх. Кир. мон. №2 | 3 | |
Кипа | А-1 | МФ 1575—1610 | 1489, Польск. д. 132 | 16 | |
Кружка | А-1 | МФ XV в. | 1595, ПДСII 45 | 353 | |
Куфа | В | МФН. э | 1627, ПБ | — | |
Ласт | А-1 | МФХVI в. | 1488, ПДС I 95 | 39 | |
Лот | А-3 | — | 1646, РШЭО № 93 | 5 | |
Пара | В | МФ 1696 | нач. XVI в., РАРГА № 48 | 576 | |
Стопа | А-1 | РМ 1717 | 1598, РАРГА № 110 | 46 | |
Тюк | А-1 | — | нач. XVI в., РАРГА №44 | 103 | |
Фаса | В | — | 1595, ПДСX 408 | 4 | |
Центнер | А-2 | МФ II. э. | 1639, РШЭО №77 | 2 | |
Шкаль | А-1 | — | XVI в., РАРГА № 54 | 3 | |
Штука (стюк) | А-1, | ||||
В | МФ 1677 | 1620, РШЭО № 4 | 30 | ||
б) Торгово-фин ансовые учреждения, понятия оценки и расчета | |||||
Банк | С-2 | МФ 1707 | 1663 РШЭО № 167 | 3 | |
Брак | А-1 | КЭС конец XVII в. | 1595, РАКГА № 71 | 14 | |
Вексель | А-1 | МФ 1700 | 1698, ПДС VIII 1180 | 111 | |
Клеймо | А-1 | МСр 1509 | 1509, МСр I 1217 | 9 | |
Контора | С-1 | МФ 1721 | 1698, ПДС VIII 1293 | 1 | |
Процент | А-2 | МФ 1724 | 1663, РШЭО № 167 | 7 | |
Рынок (ринк) | А-1, | ||||
В | — | 1569, РАРГА № 89 | 3 | ||
Шинок | А-1 | 3 | |||
В | КЭСXVII в. | 1660, ПДС III 1096 | |||
Ярмарка | А 3 | МФ 1648 | 1618, РДж;ПДСП 1373 | 32 | |
в) Транспорт | |||||
Дышло | В | — | 1662 ПДС IV 437 | 3 | |
Коча | С-1 | — | 1596 ПДС II 320 . | 7 | |
Ланкуча | А-2 | — | 1668 ПДС IV 596 | 7 | |
Мундштук, муштук | В | МФ 1667 | 1659 ПДСХ 589; | 5 | |
Рыдван | В | МФ 1667 | 1655 ПДС III 285 | 1 | |
Шоры | В | МФ 1702 | 1661 ПДС IV 72 | 5 | |
г) Профессии, связанные с перевозкой и продажей товаров. | |||||
Веркопер | А-1 | — | 1562, РАКГА №20 | 2 | |
Дрягиль | А-1 | МФ 1571 | 1530, РАРГА № 30 | 4 | |
Кучер (кочер) | А-2 | МФII. э. | 1616, ПДС II 1274 | 3 | |
Кушнер | В | — | 1596, ПДС II 340 | 1 | |
Маклер | А-1 | МФII.э. | 1562, РАКГА № 20 | 2 | |
Фурман | А-1 | МФ 1705 | 1596 , ПДС II 320 | 37 |
Приведенная таблица включает четыре лексемы, которые ни в одном из словарей русского литературного языка и народных говоров, а также ни в одной из диссертаций по лексике XV—XVII вв. не встречаются. Это —ам, коча, ланкуча, веркопер.
На основании изученных памятников впервые дается датировка ряда заимствований: канна, лот, тюк, фаса, шкаль, рынок, дышло, кушнер.
Далее эти памятники позволяют внести поправку в датировку 21 германизма. К ним присоединяется поправка в датировке лексемы кербь на основании примера, извлеченного из указанной диссертации И. С. Шмелевой. В одном случае изученные памятники позволяют конкретизировать время появления заимствования (шинок), относительно которого КЭС отмечает, что оно появилось в XVII в. Такую же возможность конкретизации в отношении лексемы галлон представляет второй пример, привлеченный к настоящему исследованию из работы И. С. Шмелевой.
Лишь один из германизмов рассматриваемой лексико-тематической группы фиксируется в словаре МФ ранее, чем в изученных памятниках (кружка), да в отношении одного из этих заимствований время появления определено по МСр (клеймо).
Поправки, внесенные в датировку этих заимствований, в некоторых случаях незначительны, в пределах одного-двух десятилетий, как например, в случае с лексемами анкер, вексель, контора, рыдван, однако дальнейшие изыскания могут привести к новым существенным сдвигам. В большинстве же случаев разница во времени появления тех или иных заимствований в словарном составе русского языка по сравнению с общепринятым мнением огромна. Это наблюдается в отношении лексем ласт, кипа, пара, стопа, брак и ряда других.
Таким образом, обращение к памятникам XV—XVII вв. с целью выявления германизмов может существенно изменить широко распространенное представление о времени их появления в русском языке. Дальнейшие исследования, бесспорно, приведут к плодотворным результатам в указанной сфере лексикологии.
Первым вопросом, связанным с судьбой заимствований, является вопрос о распространенности засвидетельствованных памятниками лексем иноязычного происхождения в речевой практике носителей русского языка на первом этапе после заимствования и затем вплоть до наших дней. Отсутствие исторического словаря русского языка, а также узкий круг изученных памятников обусловливают предварительный характер выводов, полученных в результате анализа исследуемых германизмов с этой точки зрения. Однако, несмотря на это, такого рода выводы могут послужить отправной точкой для дальнейших исследований, и поэтому они все же имеют свое внутреннее оправдание.
В основу анализа заимствований с точки зрения их распространенности положены, с одной стороны, показания изученных памятников и других исследований по русской лексике XV—XVII вв., а с другой — показания всех словарей литературного языка и народных говоров. Сопоставление этих показаний позволяет предложить следующую группировку рассматриваемых германизмов с точки зрения их распространенности в период до XVIII в.
1. Окказиональные заимствования — слова, появившиеся в памятниках случайно, ввиду неумения писца подобрать точное русское соответствие. Из рассматриваемой лексико-тематической группы к этой категории принадлежит, вероятно, одна лексема — веркопер, ни в одном из изученных источников до сих пор не обнаруженная. Она засвидетельствована двумя стереотипными документами XVI в., где служит пояснением лексемы маклер: «А гостемь нашимъ царевымъ… и купцомъ… ?здити… въ королевство Датцкое… поволно, и торговати и м?няти всякими товары безъ выв?та, кому жъ самому съ самими съ королевства Датцкого людми и з заморскими людми доброволно…, а маклеремъ и веркоперемъ на об? стороны отнюдь у нихъ не быти…». (РАКГА, № 20 и 21, 1562 г.).
Здесь приходится предположить, что или в силу большей известности лексемы маклер, или в силу каких-либо иных причин значение ‘торгового посредника’ было закреплено за этой лексемой, а ее синоним веркопер<н. нем. verkoper, голл. verkoper был предан забвению.
2. Ситуативные заимствования — слова, употребление которых в русском языке обусловлено ситуацией в широком смысле этого слова. Эта группа распадается на три подгруппы.
а) Территориально-ситуативные, то есть распространившиеся в рассматриваемый период лишь в юго-западных, северо-западных или в северных районах страны.
На основании изученных памятников с полной уверенностью к этой подгруппе можно отнести такой германизм, как шкаль, засвидетельствованный лишь в документах северо-западного происхождения. На лексемы куфа, кушнер, фаса и шинок, несущие на себе отпечаток польского посредства, имеется слишком мало примеров, поэтому трудно судить об их распространенности в других районах страны, кроме юго-западных. Существенным моментом является и то, что в московских и северо-западных документах рассматриваемого периода широко распространены синонимы этих лексем, соответственно бочка, скорняк, галенок и кабак, кружечный двор. Поэтому до обнаружения дополнительных свидетельств о распространенности перечисленных германизмов более правильно считать их принадлежностью юго-западных говоров.
б) Профессионально-ситуативные, то есть лексемы, употребление которых обусловлено профессией той или иной категории лиц.
К этой подгруппе принадлежат, несомненно, такие германизмы, как ам, анкер, вексель, контора, ласт, маклер. Эти лексемы встречаются исключительно в перечнях товаров, а также в отчетах о торговых сделках.
Ряд германизмов, распространенных, вероятно, лишь среди торговых людей, был, по всей видимости, известен даже только в северо-западных районах, ибо в изученных нами документах московского и юго-западного происхождения они пока не обнаружены. К числу таких германизмов относятся, вероятно, лексемы банк, бунт, дрягиль, канна19, процент, центнер.
Лишь о двух лексемах этой подгруппы — брак и тюк — можно предположить, что они были известны более широко, ибо первая из них имеет множество производных (полубрак, браковый, браковать, обраковать, браковщик), а вторая встречается в сочетании с самыми различными предметами (конопля, пенька, лен, ветошь, латунь, красная медь, полотно, юфти, блюда оловянные и т. д.) и, кроме того, имеет уменьшительную форму тючек. Обе лексемы представлены большим количеством примеров из торговых грамот северо-западного происхождения.
в) Кондиционально-ситуативные, то есть заимствования, употребление которых вызывается определенными условиями.
Так, например, русские дипломаты именуют в течение долгого времени возницу в зарубежных странах кучером, повозку (карету) — кочей и ланкучей, базар — рынком. Ни один из примеров на эти лексемы не относится к русской действительности. С точки зрения такого разграничения небезынтересен следующий пример: «А были отъ Праги даны имъ нанятые фурманские тежги крытые, а по н?мецкому ланкучи, и въ т?хъ де ланкучахъ ?хали они до встр?чного ж?ста»… (ПДС IV 597, 1668 г.).
Этот пример говорит о том, что засвидетельствованное с 1596 г. в 37 примерах заимствование фурман и его производное фурманский к последней трети XVII в. уже воспринимались как слова исконные, но тем не менее ни в одном из этих примеров их не употребляют для обозначения фактов русской жизни.
3. Укоренившиеся заимствования, то есть лексемы, служащие для обозначения предметов и понятий, прочно укоренившихся на русской почве в жизни и быту всех слоев населения по всей стране.
Из рассматриваемой лексико-тематической группы к этой категории заимствований можно с некоторой уверенностью отнести лишь 14 лексем: галенок, дышло, кербь, кипа, клеймо, кружка, лот, мундштук, пара, рыдван, стопа, шоры, штука, ярмарка.
В отличие от кондиционально-ситуативных они все используются при описании русской действительности. От территориально-ситуативных заимствований отличает их то, что они встречаются в памятниках самого различного происхождения (галенок, кербь, кипа, кружка, клеймо, лог, пара, стопа, мундштук, ярмарка). Если лексемы, отнесенные к категории проффесионально-ситуативных, именовали реалии, которые вряд ли были известны за пределами известного профессионального круга (ласт, дрягиль), то укоренившиеся заимствования служат названием предметов, которые, по всей вероятности, были хорошо известны всему населению.
Некоторые из укоренившихся германизмов типа кружка, пара, штука, ярмарка представлены огромным количеством примеров. Основная масса этих лексем имеет производные
Таким образом, еще до XVIII в. отчетливо наметились основные линии в распространенности тех или иных заимствований.
Дальнейшее развитие лексической системы русского языка в XVIII—XX вв. привело к перегруппировке этих заимствований. По показаниям словарей и картотеки Словарного сектора Института русского языка, эти германизмы можно с точки зрения их распространенности в указанный период рассматривать в виде следующих категорий.
А. Лексемы узкой распространенности. В эту категорию входят прежде всего лексемы коча и ланкуча, не засвидетельствованные ни в одном из упомянутых выше источников. Объясняется этот факт, очевидно, тем, что уже в течение всего XVII в. наблюдался неуклонный рост употребления лексем карета и рыдван; по этой причине для просто исчезают из языка.
Далее рассмотрим лексемы фаса и кушнер. Хотя областные словари XIX и XX вв. свидетельствуют о наличии первой из них в форме фаска в псковских и калужских говорах, а второй — в курских, владимирских и новороссийских, то есть об их несколько более широком употреблении, чем в допетровскую эпоху, все же они не выходят за пределы областных речевых средств. Это объясняется тем, что в общенародном языке к тому времени уже имелись с тем же значением исконные лексемы или более ранние заимствования, и в ускорении этих заимствований не было никакой необходимости.
Лексема куфа (также из числа территориально-ситуативных) приобрела терминологическое значение ‘единицы измерения’, но с этим значением в последний раз зафиксирована в САР-Б. Ее значение ‘сосуд’ является в литературном языке архаизмом и составляет принадлежность областного словаря.
Кроме того, эта категория охватывает ряд заимствований из группы профессионально-ситуативных: ам, анкерок, галлон, дрягиль, канна, ласт, причем, например, лексема ам в последний раз встречается в «Новом словотолкователе» Яновского. Лексема анкерок к настоящему времени, пожалуй, утратила уже значение ‘единица измерения’, сохранявшееся у нее еще в XIX в. Что касается лексем галлон, дрягиль, ласт, то их значение было слишком специальным, чтобы войти в общенародное употребление: галлон — чужеземная мера вместимости, с которой сталкивались крупные торговцы, а дрягиль и ласт — слишком тесно связаны с морем. Канна имела соперников в виде более раннего заимствования кружка и лексемы кувшин. Одна из этих четырех — канна — фиксируется в значении ‘единица измерения’ в последний раз в САР-В II 159; в более поздних словарях она в форме канка со значением ‘деревянная кружка’ встречается только в ОССРГ217.
Б. Лексемы широкой распространенности. При рассмотрении заимствований этой категории необходимо различать две подгруппы.
1. В первую подгруппу вошли те германизмы, которые еще в период до XVIII в. прочно укоренились в речевой практике всего народа.
Из этих 14 лексем к началу XX в. из словарей литературного языка исчезает лексема кербь, встречающаяся теперь лишь в диалектных записях. В настоящее время в пассивный словарь перешли лексемы рыдван, галенок и лот. Это явление связано с архаизацией соответствующих понятий, поэтому такие лексемы сохраняют активность в словаре некоторых говоров, а с точки зрения литературного языка являются архаизмами.
Далее, лексемы кружка и стоп(к)а утратили в активном словаре значение единицы измерения, что связано с переходом в стране на метрическую систему. Это же значение германизма кипа составляет принадлежность терминологического словаря.
В активном словаре сохраняются другие значения указанных трех лексем, а также остальные семь из’группы укоренившихся германизмов допетровской эпохи (дышло, клеймо, мундштук, пара, шоры, штука, ярмарка). Из этих десяти полисемичности не развила лишь лексема дышло. Все десять имеют производные.
2 Вторую подгруппу составляют ситуативные германизмы допетровской эпохи, перешедшие за последние 250 лет в общенародный словарь. К их числу принадлежат банк, брак, бунт, вексель, контора, кучер, маклер, про-цент, рынок, тюк, фурман, шинок, шкалик.
Укоренение этих лексем в общенародном словаре шло далеко не равномерно, будучи тесно связанным с проникновением соответствующих реалий в жизненную практику различных слоев населения.
Так, уже в ВЛ 461 лексема тюк зафиксирована как синоним лексем связка, кипа, из чего можно заключить, что она к этому времени получила широкую известность. При лексеме Gutscher в ВЛ дается соответствие возница, в ИНРНФ при лексеме кучер стоит в скобках пояснение возница, а САР-Б приводит ее уже без него. Из этого можно заключить, что к началу XIX в. она была уже широко известна. Если в ВЛ лексема рынок поясняется лексемами базар, торжище, то в ИНРНФ такого рода пояснений больше нет. САР-А фиксирует множество разных учреждений, именовавшихся конторами. Следовательно, к концу XVIII в. это заимствование стало уже широко известным, как и лексемы шкалик и шинок. Кроме того, лексема шкалик стала многозначной (‘плошка с салом, употребляемая при иллюминации’ и т. д.).
В ИНРНФ и ЯНСТ браковать имеет еще товароведческое значение, а САР-В приводит уже общее, производное значение—’отделять годное от негодного’, тогда как ДООВРС фиксирует уже ряд производных значений лексемы брак, ЯНСТ показывает, что к этому времени (к началу XIX в.) бунт выступал в значении самых различных единиц измерения.
Если САР-А приводит у лексемы фурман лишь терминологическое значение, ‘полковой извозчик’, то ЯНСТ указывает уже на расширение значения—’ломовой извозчик’, что дает основание предположить, что в начале XIX в. эта лексема была широко известна 20. Далее, САР-Б приводит уже более широкое значение зафиксированной в В Л лексемы маклер — ‘посредник (вообще)’. Тем не менее в общенародное употребление она вошла, вероятно, только в середине XIX в. в связи с развитием товарно-денежных отношений в стране.
Хотя банк и вексель зафиксированы еще в ВЛ, все же маловероятно, чтобы они широко распространились в сельской местности ранее второй половины XIX в.
В языке очень долго держатся исконные слова рост, лихва, так что лексема процент укоренилась по всей стране, по-видимому, лишь к концу XIX в. по мере роста общеобразовательного уровня народных масс.
Что касается лексемы центнер, то она, по всей вероятности, вошла в общенародную речевую практику лишь в связи с переходом на метрическую систему, то есть уже при Советской власти.
В связи с изменениями в общественном устройстве первичное значение лексемы вексель, очевидно, не является уже более активным в общенародном плане, замкнувшись в терминологической лексике; в живом словоупотреблении сохраняется вторичное значение — ‘обязательство, которое следует выполнить’. Что касается лексемы маклер, то она, по-видимому, теперь также входит в пассивный словарь, причем в некоторых говорах развила значение ‘посредничать в любовных делах’.
В связи с изменениями в жизненном укладе советских людей лексема шинок также перешла в пассивный словарный запас. Прогресс в технике иллюминации перевел связанное с этим делом значение у лексемы шкалик тоже в разряд малоупотребительных.
Таким образом, мы видим, что распространение тех или иных заимствований теснейшим образом связано с наличием у них исконных синонимов (полных или неполных), с распространением соответствующих понятий в народных массах, а это в свою очередь определяется, с одной стороны, характером понятия, а с другой — общественным прогрессом в стране.
* * *
Здесь были изложены некоторые наблюдения, касающиеся проникновения германских заимствований в русскую лексику и их дальнейшего распространения в ее составе, причем не затрагивались вопросы фонетикомор-фологического, словообразовательного и семантического освоения этих заимствований, составляющие темы самостоятельных статей.
Несмотря на предварительный, гипотетический характер предложенных вниманию читателя выводов, о которых уже говорилось, в заключение все же хочется выразить надежду на то, что они послужат звеном в исследованиях по проблеме заимствования лексических средств.
Принятые сокращения
ВЛ — Вейсманн, Немецко-латинский и русский лексикон. СПб, 1731.
ВХ — W. Christiani. Ober das Eindringen von Fremdworter in die russische Schriftsprache des 17 und 18. Jahrhunderts. Berlin, 1906.
ГКАМ — Григорий Котошихинъ. О России въ царствование Алексия Михайловича. Изд. третье. СПб, 1884.
ДАИ —Дополнение к Актам историческим.
ДООВРС — Дополнение к Опыту областного великорусского словаря, изд. Второго отд. Академии наук. СПб, 1858.
ДРС — Картотека Древнерусского словаря в Москве.
ИНРНФ — Российский с немецким и французским переводами
словаря, изд. Второго отд. Академии наук. СПб, 1858.
КЭС — Н. М. Шанский, В. В. Иванов, Т. В. Шанская, Краткий этимологический словарь русского языка. Учпедгиз, 1961.
М Ср. — И. И. -Срезневский. Материалы для Словаря древнерусского языка по письменным памятникам. М., 1959.
МФ —М. V a s m е r. Russisches etymologisches Worterbuch, Bd. I—III. Heidelberg, 1950—1956.
HC — H. Смирнов. Западное влияние на русский язык » Петровскую эпоху. Сб. ОРЯС, т. LXXXVIII. СПб, 1910.
ОССРГ — Опыт сравнительного словаря русских говоров. Ила-рион Свенцицкий.
ПДС — Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными, т. I-Х. СПб, 1851—1871.
ПБ — Лексикон славеноросский и имен толкование… тщанием,, введением же и иждивением… Памвы Берынды…, 1627.
ПРП — Путешествия русских послов XVI—XVII вв. Статейные списки. АН СССР, М.—Л.. 1954.
РАКГА — Русские акты Копенгагенского государственного архива, извлеченные Ю. П. Щербачевым. РИО, т. XVI. СПб, 1897.
РДж — Б. А. Ларин. Русско-английский словарь-дневник Ричарда Джемса (1618—1619 гг.). Изд. ЛГУ, 1959.
РЛА — Русско-ливонские акты, собранные К. Е. Напьерским, изданные Археографическою комиссиею. СПб, 1868.
PMI — R. van der Meulfen. De Hollandsche Zee- en Scheep-stermen in het Russisch. Verhandelingen der Koninklijke Akademie van Wetenschappen te Amsterdam, Afd. Letterkunde. Deel X nr. 2. Amsterdam, 1909.
PMII — R. van der Meulen. Nederlandse woorden in het Kussiscn Verhandelingen der Koninklijke Akademie van Wetenschappen, Deel LXVI nr. 2, Amsterdam, 1959.
РШЭО Русско-шведские экономические отношения в XVII в. Сборник документов. АН СССР, М.—Л., 1960.
САР-А — Словарь Академии Российской, ч. I—VI. СПб 1789— 1794.
САР-Б — Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный, ч. I—VI. СПб, 1806 —1822.
САР-В — Словарь церковнославянского и русского языка, сост. Вторым отд. Академии наук, тт. I—IV. СПб, 1847.
СГ — J. u. W. Grimm. Deutsches Worterbuch. Leipzig, 1854—1960.
СФ — Franck’s Etymologisch Woordenboek der Nederlandsche Taal. Gravenhage, 1949.
ФК — F. Kluge, A. Goetze. Etymologisches Worterbuch der deutschen Sprache. Berlin, 1951.
ЯНСТ — H. Яновский. Новый словотолкователь, ч. I—III. СПб, 1803—1806.
1 Сб. ОРЯС, т. LXXXVIII, № 2. СПб, 1910.
2 W. Christiani. Uber das Eindringen von Fremdworter in die russische Schriftsprache des 17. und 18. Jahrhunderts. Berlin, 1906.
3 А. И. Соболевский. «Западное влияние на русский язык .в Петровскую эпоху» Н. А. Смирнова. Сб. ОРЯС, т. LXXVIII, № 3. СПб, 1904, стр. 13—22.
4 И. Огиенко. К вопросу об иностранных словах, вошедших в русский язык при Петре Великом. РФВ, т. LXVI. Варшава, 1911, стр. 352—370.
5 П. Я. Черных. Очерк русской исторической лексикологии. Древнерусский период. М, 1956, стр. 235; Л. Г а л ь д и. Слова романского происхождения в русском языке. IV Международный съезд славистов. М., 1958; М. Fogarasi. Europaeische Lehnworter im Spiegel einer russischen diplomatischen Urkundensammlung (1488—1699). Studia Slavica Ac. Sc. Hung., t. IV, fasc. 1—2. Budapest, 1958, стр. 47—70; Gerta Huettl-Worth. Die Bereicherung des russischen Wortschatzes im 18. Jahrhundert. Wien, 1956.
6 S. Gardiner. Russisch клеймо, клейнот, клейноды. Zeit-schrift fur slavische Philologie, Bd. 28, Hf. I. Heidelberg, 1959, стр. 150—153; Т. Matthias. Deutsche Woerter im Russischen. Wis-senschaftliche Beihefte zur Zeitschrift des Deutschen Sprachvereins, Hf. 48. Berlin, 1933, стр. 1—18; E. Oehmann. Bemerkungen zu russischen Fremd- und Lehnwoertern. Festschrift fur Max Vasmer-Verof-fentlichungen der Abteilung fur slavische Sprachen und Literaturen des Osteuropa-Instituts an der Freien Universitat Berlin, Bd. IX, Berlin, 1956, стр. 360.
7 С. Thoarnqvist. Studien fiber die nordischen Lehnworter. im Russischen. Труды по славянской филологии, изд. Русским институтом при Стокгольмском университете, т. 2. Stockholm—Uppsala,
1948. .
8 L. T r e b b i n. Die deutschen Lehnworter in der russischen Bergmannsprache. Veroffentlichungen der Abteilung fur slavische Sprachen und Literaturen des Osteuropa-Instituts (Slavisches Seminar) an der Freien Universitat Berlin, Bd. XII. Berlin, 1957 и др.
9 Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными, т. 1-Х. СПб, 1851—1871; Путешествия русских послов XVI—XVII вв. Статейные списки. АН СССР, М—Л., 1954; Русские акты Ревельского городского архива, изданные Археографической комиссией под редакцией А. Барсукова. СПб, 1894; Русско-шведские экономические отношения в XV в. Сборник документов. АН СССР, М.—Л., I960; Русские акты Копенгагенского государственного архива, извлеченные Ю. П. Щербачевым. РИО, т. XVI. СПб, 1897; Русско-ливонские акты, собранные К. Е. Напьерским, изданные Археографической комиссией. СПб, 1868; Григорий К о-
тошихин. О России в царствование Алексия Михайловича, изд. третье. СПб, 1884.
10М. Vasmer. Russisches etymologisches Worterbuch, Bd. I— III. Heidelberg, 1950—1956; H. M. Шанский, В. В. Иванов, Т. В. Шанская. Краткий этимологический словарь русского языка. Учпедгиз, 1961; R. van der Meulen. De Hollandsche Zee- en Seheepstermen in het Russisch. Verhandelingen der Koninklijke Aka-demie van Wetenschappen te Amsterdam, Afd. Letterkunde, Deel X, Nr. 2. Amsterdam, 1909; R. van der Meulen. Nederlandse woorden in het Russisch. Verhandelingen der Koninklijke Akademie van Wetenschappen, Afd. Letterkunde, Niauwe Reeks, Deel LXVI, Nr. 2 Amsterdam, 1959.
11 К сожалению, нам не удалось воспользоваться материалами картотеки Древнерусского словаря в Москве.
12 Поскольку с точки зрения дальнейшей судьбы заимствований в заимствующем языке названия чужеземных денежных единиц особого интереса не представляют, то в настоящей статье они к анализу не привлекаются.
13 Аналогичный подход к этимологическому составу германизмов наблюдается в указанной работе Т. Маттиаса.
14Сравн.: Franck’s Etyrnologisch Woordenboek der Nederlandsche Taal. Gravenhage, 1949, стр. 2.
15 J. u. W. Grimm. Deutsches Worterbuch. Bd. V. Leipzig, 1854— 1960, стр. 164.
16 Кроме того, сюда входят коча, о которой уже шла речь (<Kutsche<венг. Kocsi), и контора, восходящая через голл. kantoor к фр. comptoir.
17 И. С. Шмелев а. Русская торговая книга XVI в. Диссертация на соискание степени кандидата филологических наук. Л., 1948, стр. 185, 196.
18 Акты Холмогорской и Устюжской епархий (1500—1706 гг.), ч. I. РИБ, т. XII, стр. 31.
19 В юго-западных районах в тот же период была распространена возводимая к тому же германскому этимону лексема коновка, прошедшая через польское посредство. О ее возможном значении ‘единица измерения’ в нашем распоряжении данных нет.
20 Архаизация этой лексемы началась, по-видимому, с первых десятилетий XX в.